Интервью:
Итак, все хотят знать, что же это такие за неприятности, в которые ты попал? И куда смотрели твои родители?
Мои родители очень консервативны. Все началось, когда я жил в Нью Джерси, а они в Атланте. В Африке дети начинают собственную жизнь, когда им становится 14-15 лет. И нас с братом тогда уже было свое жилье в Нью Джерси. У нас даже была машина, на которой мы ездили без прав.
Как тебе удалось водить машину в Нью Джерси в возрасте 15 лет?
Да я даже и не знаю, мы как-то об этом тогда и не думали.
Да ладно!
Да, у нас было жилье, и у нас была машина.
Как же вы жили, чем зарабатывали?
Нам помогали родители. Мы тогда еще учились в школе и старший брат за мной присматривал. Ему тогда было 18, и он уже заканчивал школу, а я лишь кое-как числился из года в год и закончил тем, что меня выгнали.
За что?
Я продавал оружие в раздевалке.

То есть ты был торговцем?
Я был неконтролируем. Все что кому-то было нужно, у меня было. Все. От конфет до патронов. У меня были ответы на все вопросы всех контрольных работ.
Ты ненормальный…
И однажды они залезли в мой шкафчик в раздевалке и выкинули меня из школы. И мне нельзя было поступать ни в одну из школ моего района, так что заканчивать обучение мне пришлось в Bayonne Highscool, в другой школе штата.
Сколько тебе лет?
Эм…. Я довольно молод. Мне меньше 25. Я не хочу называть точную цифру, потому что когда связываешь что-то с каким-то возрастом, то начинается обратный отсчет… И ничего хорошего. Я выгляжу молодо. Гораздо моложе, чем я на самом деле.

В твоей жизни есть женщина?
Нет, сейчас нет.
Но ты ищешь?
Если это должно прийти, это придет. Я не зацикливаюсь на этом. Когда начинаешь чего-то усиленно искать, то найти становится очень трудно. Если мне предназначено с кем-то встреча, то она случится.

С выходом альбома, у тебя наверное появилось много поклонниц?
О, да. Очень.
Ну и как?
Я всех их отшиваю. Нормальные люди относились бы к этому спокойно, но меня раздражает тот факт, что мне приходится им отказывать. Я не люблю расстраивать людей.
Так чего же тебе нужно?
Мне нужен человек, который не будет со мной соревноваться. Я ищу женщину, которая будет женщиной. Чтобы я делал то, что должен делать мужчина, а она – то, что должна делать женщина. Она делает свою половину, я делаю свою. А сейчас все наоборот – девушки стараются соревноваться с парнями – «я сильная, я могу сделать это сама». Мне не нравится такая позиция.

Ты считаешь, это свойство американок? Или свойство чернокожих женщин?
Американок! В Африке женщины так не делают. В Африке люди различаются. А здесь складывается такое ощущение, что никаких различий между мужчиной и женщиной нет, кроме пола. Женщины ведут себя точно так же, как мужчины, и через некоторое время мужчины начинают к ним относиться, тоже как к мужчинам. Тогда женщины начинают осознавать, что мужчины не относятся к ним, как к слабому полу, и феминизм становится повсюду. И вся нежная, любовная и эмоциональная часть женщины пропадает
Наверное, ты встречал не тех девушек. Получается тебе нужна только африканка?
Национальность не имеет значения. Важно лишь то, как она думает. Здесь в штатах они все одинаково воспитаны и все смотрят на мужчин так, как в них заложили родители. Это не их вина, потому что здесь парни заставляют женщин относиться к себе так, как они сами к ним относятся. Поэтому, естественно, когда они видят меня, они думают, что я такой же, как все.

Ну ладно, хватит романтики. На каких инструментах ты играешь?
Да почти на всех.
В смысле?
Я студийный музыкант. Посадите меня в студию, я могу сыграть хоть на аккордеоне, потом отмеряю 4 такта и засэмплирую. Но больше всего мне нравятся барабаны.
Потому что твой отец барабанщик?
Потому что я вырос с ними. Поставьте передо мной барабан, не важно какой, и я буду на нем играть.
Не хотел бы поработать вместе с отцом?
Да, в будущем, конечно, я планирую сделать с ним несколько записей. Просто, когда я записывал эти песни, они не были на что-то ориентированы или подобраны для альбома. Эти трэки я писал сам для себя. Когда со мной что-то происходит, я чувствую необходимость написать новую песню. Каждое значимое событие, которое происходит в какой-то определенный день. Мне нужно выпустить это наружу, поделиться. И песни – это и есть мой способ пропускать все это через себя.
Что же тогда тебя заставило перейти на другой уровень и соединить трэки в альбом?
У меня накопилось столько записей, что вопрос уже был в том, чтобы выбрать 13 из них и продать. Когда я подписывал контракт, у меня было записано около 150 песен. И сложилась такая ситуация, что я встал перед выбором – сделать много денег, но раскрыть всю свою душу людям или нет.

Это было тем, что ты так долго хотел?
Это было тем, чего я совсем не хотел. Меня не волнует мнение большинства, я делаю это для собственного удовлетворения. Я не пью и не курю траву. Мой способ самовыражения – это моя музыка.
Теперь, когда твой альбом продается, ты ощущаешь себя артистом?
Я ощущаю себя больше, чем артистом, потому что я вижу, что музыка делает для людей. Я прошел через это и поделился этим с другими людьми, и очень многих это затронуло. Особенно трэк «Взаперти» (”Locked Up”). Людей сажают за решетку или у них есть знакомые, кто сидят за решеткой. Это задело и меня. Статистика показывает, что в 85% американских семей кто-то или сидит сейчас, или сидел раньше. И если я через это прошел, то и миллионы других людей прошли через тоже самое. И мир стал для меня проще. Это дало мне осознание того, что я могу продолжать делать то, что я делаю, и люди поддержат меня, потому что, вероятно, они проходят через те же трудности, что и прохожу я.
Какая музыка тебе нравится?
Я вырос, слушая все, кроме хип-хопа. Хип-хоп пришел в мою жизнь позже. Я вырос на дисках Black Uhuru, Bob Marley, Tracy Chapman, Creed, Hootie, Blowfish, 3 Doors Down, Guns and Roses… Если вы посмотрите в мой шкаф с дисками, вы сможете там найти практически все. Все, кроме рэпа. Из рэпа там есть только Fugees, 2 Pac и Notorious B.I.G.
Так сколько же все-таки тебе было лет, когда хип-хоп привлек твое внимание?
Это случилось в старших классах в школе. Тогда все и началось. В школе мне приходилось много драться, чтобы меня принимали таким, какой я есть. И когда я дошел до старших классов, меня уже уважали. И люди, с которыми я начал общаться, познакомили меня с кучей других людей, с кучей торговцев, с кучей уличных бандитов. Они научи меня делать много разных вещей. В том числе угонять машины. Одно время я зарабатывал этим на жизнь – продавал Ламборгини, Порше, Мерседесы…

Это на самом деле? Или это твой имидж, чтобы повысить продажи альбома?
Нет, на самом деле.
Просто ты так вежливо общаешься. Когда закончилось это сумасшествие?
Когда попадаешь в серьезные не приятности, ты растешь. Это реально дает тебе много нового. И когда чем-то занимаешься долго, то интерес к этому уже пропадает. Мой интерес к воровству пропал, когда меня посадили. Это реально вправило мне мозги.

На сколько?
Полтора года.
В каком возрасте?
Я был еще очень молод.
Да хватит тебе... Во сколько, в 15?
В 18, я только переехал в Атланту. Я привез с собой и свои преступления. Атланта – сумасшедший город, потому что это юг. Но там даже и не думали о многих вещах, которые мы постоянно делали в Нью Йорке. Их и сейчас там нет.

Хип-хоп очень любит тебя сейчас. Что ты чувствуешь?
Это очень здорово. Когда я начинал, у меня не было никакой поддержки. Обычно, когда ты приходишь в звукозаписывающую компанию, как новый артист, к тебе и относятся, как к новому артисту. Они не тратят свое время, чтобы вслушаться в твои записи, чтобы понять твои тексты. В начале было очень сложно, очень много вещей приходилось делать самому. Приходилось много ездить, записывать демо-диски, передавать их диджеям, знакомиться с ними, рассказывать о том, чем я занимаюсь, делать так, чтобы они взяли это и послушали. Потому что получить признание улиц – это очень важно. На радио мои песни брать не хотели, они говорили, что тексты слишком жесткие. Это было ново для них, и они боялись этого. И только, когда, наконец, улицы приняли мою музыку, они согласились ставить мои трэки в эфир.